Храм Троицы с. Демкино

Кто наблюдает ветер, тому не сеять;
и кто смотрит на облака, тому не жать.
(Еккл. 11. 4)

      Мне нравятся региональные дороги, эти извилистые, двух полосные дороги по одной полосе в каждое из направлений. Вдоль таких дорог вы не найдете больших парковок с кафешками и закусочными для автомобилистов. В отличие от магистральных трасс, которые изменяют и продавливают структуру пространства, они вьются и извиваются как маленькие речушки вдоль границ ландшафтных объектов. Они не будут рассекать лес, они его обогнут, обтекая сбоку, не будут сглаживать овраг, они ухнуться вниз и с натугой поднимутся вверх, их цель не в том, чтобы соединить две точки на карте кратчайшим путем. Они напоминают ниточки, на которые как бусинки нанизаны маленькие деревушки.
      Эти дороги не располагают к быстрой езде, они частенько с плохим покрытием, петляют, информационных знаков маловато, так что, если ты разгонишься, то рискуешь вылететь с дороги. Но как же мне нравится по ним ездить, особенно поздней осенью или зимой, кажется, что во всем мире из людей, есть только ты и больше никого. Тут нет следов цивилизации, которые мы привыкли видеть – освещение, заправочные станции, развязки, двух и более этажные дома, нет, этого всего нет. Заправки встречаются так редко, что возникает вопрос, как же люди здесь содержат машины, ведь чтобы заправить ее, необходимо проехать минимум двадцать, а то и более километров.
      Ты проезжаешь небольшие деревни, которые состоят из нескольких десятков небольших домов и в обязательном порядке наличествует полуразрушенный храм. По размеру остова храма, понимаешь, что в лучшие времена здесь проживало несколько тысяч людей, иначе не объяснить причину, по которой построили таких размеров храм, да и как малое количество людей, могло осилить такие размеры.
      Останавливаешься, чтобы размяться, выходишь из машины, и тебя окутывает тишина, природная тишина. Слуху это не привычно, он не улавливает техногенный фон, сознанию не на что опереться, оно ищет базис для опоры, а его нет, возникает ощущение “оставленности”. В некоторых домах горит свет, но горит он не так как в городе: ярко, вызывающе, требовательно, здесь же, свет не горит, нет, он кротко льется из окна, мягко и тихо. Тут нет надобности в требовательности и яркости, так как не у кого требовать, да и нечего. Все кто хотел и имел возможность, все уехали из этих мест – деревня умирает.
      Этих мест как бы нет вовсе, вы не найдете упоминания о них на новостных лентах, тут нет школ, детских садов, дорог – в их общечеловеческом понимании, коммуникационные компании сюда не идут, даже за деньги. Для государства, такие деревушки и люди, которые там проживают – это не разрешимая головная боль, так что лучший вариант решения этой проблемы – забыть и оставить. Но удивляет другое. Эти места оставлены и церковью. Если с государством понятно, так как для него главное – экономическая выгода и политическая целесообразность, но для церкви главное люди.
      Я был свидетелем диалога двух священников. Один батюшка, который служил в городе, просил деревенского священника отслужить воскресную службу за него, объясняя попутно, что в деревне мало людей и нет ничего страшного, если у них не будет воскресной службы. Условно “неблагонадежный” священник ссылается в деревню, “хороший” отправляется в город. Хотя не понятно, чем люди, которые проживают в городе лучше, чем те, которые проживают в деревне? Почему малое количество людей – это причина не дать им возможность причаститься в воскресение? Тем более, что в городе есть несколько храмов, которые расположены в шаговой доступности друг от друга, а в деревне среднее расстояние между действующими храмами исчисляется десятками километров. Найдутся, наверное, и те, кто скажет, что это присуще нашей стране, так как мы, мол, людей не любим, о них не заботимся и так далее и так далее. Но я не соглашусь с этим мнением. Некоторое время назад посмотрел телесериал – “Молодой папа”, не скажу, что он мне понравился или, что я был от него в восторге, но то, что фильм сделан добротно, с этим спорить было бы глупо. Так вот там очень показателен один момент. Некоторого кардинала - главу католической церкви в Нью-Йорке, изобличили в педофилии. Как вы думаете, какое решение принимает Папа Римский? Он не предает его мирскому суду, не оставляет с собой, как любящий отец, который хочет исправления своего сына, нет, он отправляет его служить на Аляску. Наверное, дети, который живут на Аляске, чем-то заслужили такого священник больше, чем дети из Нью-Йорка. Понятно, что это только фильм, но ведь искусство – есть отображение нашей действительности.
      Есть какая-то неуловимая, ускользающая красота в этих местах, ее трудно описать, так как эта красота не видимая, а ощущаемая. Оставленность и брошенность миром, в момент соприкосновения с тобой, вызывает беспокойства и смятение, ты лишаешься ориентиров, тебе не на что опереться, все, что в твоей жизни является основой твоего безопасного существования, превращается в туман, все, что в твоем сознании является смыслом твоего бытия, рассыхается и осыпается пылью. В этот момент хочется бежать, так как происходит не просто разрыв и деформация твоего мировосприятия, нет, оно начинает сыпаться и разрушаться, образуется пустота, которая порождает множество вопросов, и в этой ситуации, думаешь, что единственное верное решение – убежать и забыть. Но если ты пересилишь себя и задержишься, то пустота начнет заполняться новым содержанием – тишиной. В этой тишине ты примиряешься с собой и смысл бытия, неопределяемый словами, начинает распускаться и успокаивать, ты наконец-то можешь услышать и ощутить присутствие Бога.

Ап. от 70-ти Фаддея (ок. 44). Мц. Вассы и чад ее, мчч. Фео́гния, Ага́пия и Писта (305–311). Прп. Аврамия Смоленского (XIII). Прп. Марфы Дивеевской (1829). Собор Московских святых (переходящее празднование в воскресенье перед 26 августа). Прп. Аврамия трудолюбивого, Печерского, в Ближних пещерах (XII–XIII). Прмч. Рафаила (1941) (Серб.). Сщмч. Александра Елоховского пресвитера (1918); сщмчч. Павла Ягодинского и Феодора Каллистова пресвитеров (1937); прмч. Игнатия Даланова (1942). Явление Светописанного образа Пресвятой Богородицы в Русском на Афоне Свято-Пантелеимоновом монастыре (1903).

Седмица 13-я по Пятидесятнице. Успение Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии Иконы Софии, Премудрости Божией (Новгородской). Чтимые иконы Успения Божией Матери: Киево-Печерская (1073), Овиновская (1425), Псково-Печерская (1472), Семигородная (XV) и Пюхтицкая (XVI). Икон Божией Матери: Моздокской (XIII), Ацкурской (I), Цилканской (IV), Влахернской (Груз.), Владимирской-Ростовской (XII), Гаенатской (XIII), Бахчисарайской, Чухломской (1350), Сурдегской (1530) и Тупичевской (XVII). Утр. Лк., 4 зач., I, 39–49, 56. Лит. Флп., 240 зач., II, 5–11. Лк., 54 зач., X, 38–42; XI, 27–28

Преображение Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. На трапезе разрешается рыба. Вся служба праздника, отпуст: «И́же на горе́ Фаво́рстей преобрази́выйся во сла́ве пред святы́ми Свои́ми ученики́ и апо́столы, Христо́с, И́стинный Бог наш...». Утр. Лк., 45 зач., IX, 28–36. Лит. 2 Пет., 65 зач., I, 10–19. Мф., 70 зач., XVII, 1–9.

Предпразднство Происхождения Честны́х Древ Животворящего Креста Господня. Прав. Евдокима Каппадокиянина (IX). Мц. Иулитты (304–305). Свт. Германа, еп. Осе́рского (448). Прмч. Дионисия Ватопедского (1822). Сщмч. Вениамина, митр. Петроградского, и с ним прмч. Сергия Шеина и мчч. Юрия Новицкого и Иоанна Ковшарова (1922); мч. Максима Румянцева (1928); сщмч. Владимира Холодковского пресвитера (1937); сщмч. Иоанна Румянцева пресвитера, св. Константина Разумова исп., пресвитера, мц. Анны Серовой и св. Утр. Ев. 10-е, Ин., 66 зач., XXI, 1–14. Лит. 1 Кор., 131 зач., IV, 9–16. Мф., 72 зач., XVII, 14–23. Прав.: Гал., 213 зач., V, 22 – VI, 2. Мф., 43 зач., XI, 27–30*.