Храм Троицы с. Демкино

Кто наблюдает ветер, тому не сеять;
и кто смотрит на облака, тому не жать.
(Еккл. 11. 4)

      Мне нравятся региональные дороги, эти извилистые, двух полосные дороги по одной полосе в каждое из направлений. Вдоль таких дорог вы не найдете больших парковок с кафешками и закусочными для автомобилистов. В отличие от магистральных трасс, которые изменяют и продавливают структуру пространства, они вьются и извиваются как маленькие речушки вдоль границ ландшафтных объектов. Они не будут рассекать лес, они его обогнут, обтекая сбоку, не будут сглаживать овраг, они ухнуться вниз и с натугой поднимутся вверх, их цель не в том, чтобы соединить две точки на карте кратчайшим путем. Они напоминают ниточки, на которые как бусинки нанизаны маленькие деревушки.
      Эти дороги не располагают к быстрой езде, они частенько с плохим покрытием, петляют, информационных знаков маловато, так что, если ты разгонишься, то рискуешь вылететь с дороги. Но как же мне нравится по ним ездить, особенно поздней осенью или зимой, кажется, что во всем мире из людей, есть только ты и больше никого. Тут нет следов цивилизации, которые мы привыкли видеть – освещение, заправочные станции, развязки, двух и более этажные дома, нет, этого всего нет. Заправки встречаются так редко, что возникает вопрос, как же люди здесь содержат машины, ведь чтобы заправить ее, необходимо проехать минимум двадцать, а то и более километров.
      Ты проезжаешь небольшие деревни, которые состоят из нескольких десятков небольших домов и в обязательном порядке наличествует полуразрушенный храм. По размеру остова храма, понимаешь, что в лучшие времена здесь проживало несколько тысяч людей, иначе не объяснить причину, по которой построили таких размеров храм, да и как малое количество людей, могло осилить такие размеры.
      Останавливаешься, чтобы размяться, выходишь из машины, и тебя окутывает тишина, природная тишина. Слуху это не привычно, он не улавливает техногенный фон, сознанию не на что опереться, оно ищет базис для опоры, а его нет, возникает ощущение “оставленности”. В некоторых домах горит свет, но горит он не так как в городе: ярко, вызывающе, требовательно, здесь же, свет не горит, нет, он кротко льется из окна, мягко и тихо. Тут нет надобности в требовательности и яркости, так как не у кого требовать, да и нечего. Все кто хотел и имел возможность, все уехали из этих мест – деревня умирает.
      Этих мест как бы нет вовсе, вы не найдете упоминания о них на новостных лентах, тут нет школ, детских садов, дорог – в их общечеловеческом понимании, коммуникационные компании сюда не идут, даже за деньги. Для государства, такие деревушки и люди, которые там проживают – это не разрешимая головная боль, так что лучший вариант решения этой проблемы – забыть и оставить. Но удивляет другое. Эти места оставлены и церковью. Если с государством понятно, так как для него главное – экономическая выгода и политическая целесообразность, но для церкви главное люди.
      Я был свидетелем диалога двух священников. Один батюшка, который служил в городе, просил деревенского священника отслужить воскресную службу за него, объясняя попутно, что в деревне мало людей и нет ничего страшного, если у них не будет воскресной службы. Условно “неблагонадежный” священник ссылается в деревню, “хороший” отправляется в город. Хотя не понятно, чем люди, которые проживают в городе лучше, чем те, которые проживают в деревне? Почему малое количество людей – это причина не дать им возможность причаститься в воскресение? Тем более, что в городе есть несколько храмов, которые расположены в шаговой доступности друг от друга, а в деревне среднее расстояние между действующими храмами исчисляется десятками километров. Найдутся, наверное, и те, кто скажет, что это присуще нашей стране, так как мы, мол, людей не любим, о них не заботимся и так далее и так далее. Но я не соглашусь с этим мнением. Некоторое время назад посмотрел телесериал – “Молодой папа”, не скажу, что он мне понравился или, что я был от него в восторге, но то, что фильм сделан добротно, с этим спорить было бы глупо. Так вот там очень показателен один момент. Некоторого кардинала - главу католической церкви в Нью-Йорке, изобличили в педофилии. Как вы думаете, какое решение принимает Папа Римский? Он не предает его мирскому суду, не оставляет с собой, как любящий отец, который хочет исправления своего сына, нет, он отправляет его служить на Аляску. Наверное, дети, который живут на Аляске, чем-то заслужили такого священник больше, чем дети из Нью-Йорка. Понятно, что это только фильм, но ведь искусство – есть отображение нашей действительности.
      Есть какая-то неуловимая, ускользающая красота в этих местах, ее трудно описать, так как эта красота не видимая, а ощущаемая. Оставленность и брошенность миром, в момент соприкосновения с тобой, вызывает беспокойства и смятение, ты лишаешься ориентиров, тебе не на что опереться, все, что в твоей жизни является основой твоего безопасного существования, превращается в туман, все, что в твоем сознании является смыслом твоего бытия, рассыхается и осыпается пылью. В этот момент хочется бежать, так как происходит не просто разрыв и деформация твоего мировосприятия, нет, оно начинает сыпаться и разрушаться, образуется пустота, которая порождает множество вопросов, и в этой ситуации, думаешь, что единственное верное решение – убежать и забыть. Но если ты пересилишь себя и задержишься, то пустота начнет заполняться новым содержанием – тишиной. В этой тишине ты примиряешься с собой и смысл бытия, неопределяемый словами, начинает распускаться и успокаивать, ты наконец-то можешь услышать и ощутить присутствие Бога.

Память святых отцов VII Вселенского Собора (787). Ап. Иакова Алфеева (I). Прпп. Андрони́ка и жены его Афанасии (V). Прав. Авраама праотца и племянника его Лота (2000 г. до Р. Х.). Мчч. Евве́нтия (Иувенти́на) и Максима воинов (361–363). Св. Попли́и исп., диакониссы Антиохийской (ок. 361–363). Прп. Петра Галатийского (IX). Сщмчч. Константина Сухова и Петра Вяткина пресвитеров (1918); сщмч. Константина Аксенова пресвитера (1937). Обре́тение мощей прп. Севастиана Фомина исп. (1997). Корсунской иконы Божией Матери. Утр. Ев. 9-е, Ин., 65 зач., XX, 19–31. Лит. Гал., 200 зач., I, 11–19. Лк., 30 зач., VII, 11–16. Свв. отцов (под зачало): Евр., 334 зач., XIII, 7–16. Ин., 56 зач., XVII, 1–13. Ап.: 1 Кор., 131 зач., IV, 9–16. Лк., 51 зач., X, 16–21.

Всемирное Воздви́жение Честно́го и Животворящего Креста Господня Преставление свт. Иоанна Златоуста (407). Леснинской иконы Божией Матери (1683). День постный. Утр. – Ин., 42 зач. (от полу́), XII, 28–36. Лит. – 1 Кор., 125 зач., I, 18–24. Ин., 60 зач., XIX, 6–11, 13–20, 25–28, 30–35.

Сщмч. Вавилы, еп. Великой Антиохии, и с ним трех отроков: Урва́на, Прилидиа́на, Епполо́ния и матери их Христоду́лы (251). Прор. Боговидца Моисея (XVI в. до Р. Х.). Обре́тение мощей свт. Иоасафа, еп. Белгородского (1911). Второе обре́тение (1964) и перенесение (1989) мощей свт. Митрофана, еп. Воронежского. Собор святых Воронежской митрополии*. Прмч. Парфения, игумена Кизилта́шского (1866). Перенесение мощей блгвв. кн. Петра, в иночестве Давида, и кн. Февронии, в иночестве Евфросинии, Муромских, чудотворцев (1992) (переходящее празднование в воскресенье перед 6 сентября) Утр. Ев. 4-е, Лк., 112 зач., XXIV, 1–12. Лит. 2 Кор., 176 зач., IV, 6–15. Мф., 92 зач., XXII, 35–46. Свв.: Евр., 330 зач., XI, 33 – XII, 2. Лк., 67 зач., XII, 32–40**.

Седмица 15-я по Пятидесятнице. Усекновение главы Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. День постный. На утрене величание: «Величаем тя, Крестителю Спасов Иоанне, и почитаем вси честны́я твоея главы́ усекновение». После литургии совершается молебен о страждущих недугом винопития*. Утр. Мф., 57 зач., XIV, 1–13. Лит. Деян., 33 зач., XIII, 25–32. Мк., 24 зач., VI, 14–30.